Актриса расскрыла подробности союза с миллионером Алексеем Милевским, рассказала о новой работе и объяснила, зачем ей понадобился психотерапевт
С актрисой Юлией Хлыниной мы встретились как старые добрые знакомые — она была на обложке «Атмосферы» (страшно подумать) семь лет назад. За это время многое произошло: Юлия вышла замуж, поступила на режиссуру и ищет новые смыслы в творчестве.
— Юлия, раньше вы были одержимы работой — из проекта в проект, с горящими глазами. Сейчас, я вижу, сбавили темп. Изменились приоритеты или, может, эмоциональное выгорание произошло?
— Все вместе. Пандемия всех нас осадила, усмирила и сместила фокус внимания на организм, здоровье, отношения с людьми, поиск себя. Есть и выгорание — раньше я действительно много работала в разных театрах Москвы, играла огромное количество спектаклей, переходила из одних съемок в другие. И наступило пресыщение, я уже изнемогала от ритма, взятой на себя ответственности. Поэтому я решила немного сбавить обороты. Первые десять лет я хотела доказать всему миру и себе, что все могу: быть и роковой, и нежной, и в кринолине, и в седле, и в любом жанре. Но в нашей культуре упор в основном делается на мужские образы, поэтому при кажущемся многообразии предлагаемых мне ролей внутренняя суть часто ограничивалась ролью подруги, жены либо антагонистки главного героя. Мне хочется найти новые смыслы, понять причину, по которой я сегодня выхожу на сцену или участвую в том или ином проекте. Сейчас поменялись запросы, темы, культурный язык — и надо определить, как с этим резонировать. Последние четыре года, несмотря на эти сложные и взрослящие, я бы сказала, события в мире, — это историческое время, в котором мы живем, и надо найти себя и свое место.
— Вы работали с психотерапевтом — это были личные темы или они касались и творческих вещей тоже?
— Моя терапия проходила по схеме психоанализа, я посвятила этому двенадцать лет жизни. Главный вектор — конечно, личное, анализ детских травм. Но, безусловно, проработка была связана и с моим творчеством, потому что оно неотделимо от меня как от личности. Это симбиоз. Так что, работая над собой, я работала и над своим профессиональным развитием.
— А как вы поняли, что вам нужна психотерапия?
— В детстве я была эмоционально подвижным ребенком, при этом у меня определился математическо-аналитический склад ума…
— Так это же хорошо.
— Да, если соблюден баланс. А если это два полюса, которые тебя разрывают, то ты сильно мечешься между физиками и лириками. Я дислексик, путаю буквы, пишу с ошибками, но мне всегда нравились литература, философия, хотелось постигать смыслы, которые заложены там. И склонность к точным наукам была. Встал внутренний спор, куда двигаться дальше. Мама советовала вуз, где я получу «нормальную профессию» и мой математический склад ума сможет гарантировать мне хорошие перспективы. Она говорила: «Юля, ты человек строптивый, а актер — зависимая профессия, он подчиняется воле других людей». И вроде бы я была с ней солидарна, но мне все равно хотелось попробовать. Я поступила в Школу-студию МХАТ — и начались проблемы, потому что те вопросы, которые ставит перед юным неокрепшим сознанием театральный вуз, очень сложные — это колоссальные эмоциональные, сенсорные, физические нагрузки. Я стала замечать, что боюсь ездить в метро в час пик, тяжело переношу большое скопление людей — начались панические атаки. Я даже просила однокурсников встречать меня у входа в метро перед занятиями. Тогда я уже играла в «Сатириконе» у Константина Аркадьевича Райкина — в прекрасном спектакле «Тополя и ветер». Это была моя первая роль на большой сцене: я играла статую. Двадцать минут я стояла неподвижно в углу, в полумраке, и «оживала», когда на меня резко наводили свет. И в тот эмоциональный период мне было некомфортно, тревожно играть. Мама за меня сильно переживала и посоветовала обратиться к психоаналитику, к которому ходит дочь ее подруги. Я возмутилась: разве я сумасшедшая?! Тогда это было немодно, непопулярно и не так доступно, как сейчас. В современном обществе, даже в нашей стране, к счастью, уже стало нормой лечить не только тело, но и душу. Благо я тогда все-таки на это решилась — и вот двенадцать лет была в терапии.
— Плохой у вас психолог.
— Очень плохой психолог, который из гадкого семнадцатилетнего утенка вырастил популярную артистку театра и кино. (Смеется.) Всем, что у меня есть сейчас, я обязана этим сеансам и этой работе над собой. Успех не случаен — это все пошаговый труд.
— Бывает так, что человек начинает работать над собой, разбирает детские травмы — и оказывается, что родители его где-то обидели, что-то недодали… Не произошло ли у вас нечто подобное, не отдалились ли вы от них?
— Конечно, конфликт с родителями — неминуемая часть любой психотерапии. Это называется сепарацией: не только когда ты отделился физически и больше не живешь вместе с ними, но важна и внутренняя, психологическая сепарация. Для того чтобы повзрослеть, нужно отделить свое эго, свои ценности от образа родителей. И в этом нет ничего страшного. Но важно, чтобы и они были осознанными людьми и понимали, что их уже взрослый ребенок решает для себя что-то важное, узнает новое, проговаривает обиды, злится — и ему это необходимо, иначе он никогда не станет полноценным счастливым человеком. Мои родители, конечно, вначале это тяжело принимали. Они родили меня очень рано: маме было двадцать лет, папе — двадцать пять. По сути, это были неокрепшие личности, которые произвели на свет еще одну личность. Мне кажется, они взрослели вместе со мной, и это был важный этап для нашей семьи.
— Сейчас вы стали ближе с мамой?
— Да, и это близость двух взрослых людей, у нас нет табуированных тем, мы обсуждаем все что хотим. Для меня это очень важно — быть в равноправном диалоге.
В какой момент вы ощутили, что вас воспринимают всерьез, на равных, и произошла та самая сепарация?
— Думаю, мне помогло то, что я решила съехать от родителей — это произошло в возрасте двадцати-двадцати одного года. Я москвичка, всю свою жизнь живу в Москве. И было очень удобно, учась в театральном, не брать на себя бытовые заботы, не платить за жилье, есть завтраки и ужины, которые приготовила мама. Так что она вскормила этого «птенчика», который выпорхнул из гнезда и снял себе комнату в чудесном доме на Патриарших прудах. (Улыбается.) Мы жили в этой квартире вчетвером — я и трое мужчин, в складчину получалось совсем недорого. Один из моих соседей по коммуналке был театральным режиссером, другой — актером и третий — художником-постановщиком. Так что это была творческая тусовка, мы друг друга поддерживали, делились планами, вечерами собирались, рассказывали о своих работах, спрашивали совета, читали стихи… На мне как на девушке лежала ответственность — следить за порядком. Это была уже настоящая взрослая жизнь, я поняла, что несу за себя ответственность. И надо было понять, как в этом взрослом мире общаться с мамой, о чем с ней разговаривать. И ей нужно было понять, что такое — быть матерью уже взрослой женщины.
— Жить с тремя мужчинами — это достаточно опасная ситуация, со всех сторон.
— На самом деле было достаточно уютно. Мы были очень близки. С мальчиком-актером мы учились почти параллельно — он учился на курсе Хейфица в ГИТИСе. С режиссером была разница в возрасте в десять лет, а с художником-постановщиком — двадцать. Я их ощущала прямо как семью: два дяди и брат.
— Продолжая тему отношений в семье: в недавнем проекте «Первый класс» вы примерили на себя роль мамы, как ощущения?
— Матерей я играю давно, ощущения разные — зависит от сюжета, команды и киноребенка. В сериале «Звоните Ди Каприо» я играла маму персонажа Даши Гущиной, прекрасной юной актрисы. В картине «Лев Яшин. Вратарь моей мечты» у меня было три этапа материнства, и кинодети менялись. Одна из них, Вита Корнеенко, сейчас звезда, во многих фильмах участвует, в новых «Папиных дочках» в том числе. На моих глазах растет следующее поколение актеров! Сказать, что что-то необычное открылось для меня в сериале «Первый класс» в роли матери, я не могу. Моя кинодочь — восходящая звезда Алиса Руденко. Надеюсь, ее ждет большое будущее. Это был замечательный опыт еще в том смысле, что я была не одна мама на проекте. В первый класс поступала не только моя кинодочь, но и кинодети Марины Васильевой и Ани Чиповской. И мы втроем вырабатывали план, как будем рассказывать эту историю про материнство, потому что у нас самих пока нет детей. Интересно и то, что есть взаимодействие с ребенком в кадре и за кадром. Например, если предстоит травмирующая сцена, я всегда заранее настраиваю своего маленького партнера, что сейчас злая тетя — то есть я — будет на него ругаться. Но обижаться не надо, ведь это лишь игра. И вот звучит команда «Стоп, снято!» — и мы уже снова обнимаемся. Для меня очень важно наладить контакт с партнером, как, собственно, и со всеми на площадке.
— Бывало ли, что ваш киноребенок так к вам проникался, что делился тайнами или проблемами, о которых стеснялся рассказать настоящим родителям?
— В сериале «Звоните Ди Каприо» у нас сложился прекрасный контакт с Дашей Гущиной. Помню, когда персонаж Саши Петрова обижал меня, она бросалась на мою защиту, как родная дочка. Это было очень трогательно.
— Как чувствуете, еще не пришло время опыта материнства в вашей реальной жизни?
— Обязательно придет. Мне кажется, это интересно — стать мамой. Для меня важно, чтобы это было осознанно, желаемо.
— А чем еще вас зацепил сюжет «Первого класса»?
— Это история, написанная и снятая женщинами для женщин. Возвращаясь к началу нашего интервью: было интересно то, что мой персонаж не является дополнением главного героя-мужчины, а находится в центре событий. Наш триумвират с Анной Чиповской и Мариной Васильевой пытается разобраться с кучей философских вопро- сов: существует ли женская дружба, на что можно пойти ради амбиций, стоят ли они потери хороших отношений, можно ли простить предательство? С режиссером Светланой Самошиной у нас сложился интересный диалог, она кажется мне умным, современным, эмпатичным и душевным человеком. Отличный актерский состав, не только женский: Никита Ефремов, Михаил Тройник, Артем Ткаченко, Артем Быстров — мы прекрасно провели время на съемках и постарались максимально честно, правдиво рассказать эту историю. Здорово, что появляется женское кино о проблемах, которые раньше даже не озвучивались.
— Вы поступили на режиссуру — есть потребность тоже высказаться в этом ключе?
— Да, отчасти. Но я учусь на театрального режиссера. Киноискусство более безусловно, здесь важна визуальная реальность. Мне интереснее в условном пространстве, где, грубо говоря, сидя на стуле в комнате, можно сыграть все что угодно, создать новую вселенную. И, если сравнивать режиссерскую профессию с актерской, сфера для творчества здесь шире. Артист как исполнитель должен подчиняться каким-то законам — проекта, сцены, режиссерского решения, художественному языку. За годы существования в ипостаси актрисы атрофируются нейронные связи, которые отвечают за общую картину, когда ты придумываешь творческое высказывание в целом. Мне хочется пробудить в себе новые ресурсы, новую творческую энергию.
— Какие-то опыты уже есть?
— Я закончила пока третий курс, но год назад поставила свой спектакль «Варшавская мелодия» в Дубае. Это популярное место для отдыха, где я все время встречала кого- то из творческой тусовки. И вот мы решили объединить наши силы. Спектакль был рассчитан на русского зрителя, играли на русском, некоторые костюмы нам предоставила моя подруга Света Тегин. Отклики мы получили очень хорошие. Думаю о том, чтобы перевезти его сюда.
— Сейчас для вас режиссура — более интересное направление, чем актерская профессия?
— Признаться, я ощущала некую внутреннюю стагнацию, ментальная смерть — самое страшное для человека творческого. А сейчас я снова попала в обстановку студенчества, появились новые коммуникации и смыслы. И меня это бодрит и радует.
— Не так давно вы давали мастер-классы по развитию творческого потенциала — это авторская методика?
— Я довольно рано, еще будучи студенткой, начала давать мастер-классы для благотворительных фондов по разным запросам: для людей с ограниченными возможностями, для людей с ментальными особенностями, для детей-сирот, для участников творческого детского фестиваля. Поэтому определенные наработки были. И я вижу даже по своему окружению, что интерес к этому есть. Эта методика сформирована из упражнений, которые нам давали в театральной школе, по учебникам Михаила Чехова, Константина Станиславского, и не только. Плюс мой опыт коммуникации с большими режиссерами нашего времени: Андреем Кончаловским, Станиславом Говорухиным, Ниной Чусовой, Виктором Шамировым. Думаю, надо еще доработать программу, сделать версию для онлайн-формата и более глубокую – для офлайна. Эти мастер-классы не связаны напрямую с актерским мастерством (хотя в итоге туда пришло много актеров). Но сколько прекрасных, талантливых людей среди бизнесменов, педагогов, спикеров, адвокатов, журналистов — настоящие бриллианты! Моя мотивация — это обогатиться внутренне, организовать комьюнити, сообщество по интересам, когда люди из разных сфер могут встретиться в одном пространстве.
— Мужа не думаете туда затянуть?
— Думаю. Он на самом деле идеальный клиент. Но пока сопротивляется, надо его убедить.
— Почему сопротивляется?
— Его надо спросить. Может, стесняется. А может, просто считает, что все это уже умеет. (Улыбается.)
— Юлия, что-то в вашем мироощущении изменилось с тех пор, как вы обрели новый статус — жены?
— Определенно. Я повзрослела, и для меня большое открытие, что, оказывается, членом семьи может быть не только человек, с которым у вас общие гены. Можно стать родными и при отсутствии биологического родства — при определенной коммуникации и работе навстречу друг другу. Вместе с браком я как будто сняла с себя некое напряже- ние, легче дышится. Наше общество все еще остается достаточно патриархальным, и предполагается, что основная функция и предназначение женщины — быть супругой и продолжать род. Так что теперь мне хотя бы перестали задавать вопросы: а когда же ты выйдешь замуж? Коротко: что поменялось в моей жизни — от меня отстали дураки. (Смеется.)
— Пандемия стала своего рода лакмусовой бумажкой — с кем нам комфортно жить, а с кем нет. Многие пары расстались, а ваша свадьба случилась именно в тот период.
— Плюс-минус.
— Вы написали: «Самоизолировалась в семью»…
— Есть люди с не очень здоровой психикой. Например, так называемые сталкеры, которые следят за своим избранником. Как в популярном сериале «Олененок». И, дабы избежать в жизни нежелательных встречи глаз, я часто выкладываю фото о событиях в своей жизни уже после того, как они произошли на самом деле. Не я одна такая умная — так делают многие блогеры. Пандемия, несмотря на страхи, тревоги и личные потери (из-за ковида умер мой родной дядя), стала для меня достаточно спокойным временем в кругу семьи. Не было каких-то депрессивных настроений, конфликтов. Мы сплотились внутри нашего микромира. Благо, что у меня есть дача, и можно было гулять во дворе, быть на природе, а не задыхаться в городской квартире. Так что пандемия дала и какие-то новые смыслы: можно выжить в таком режиме, адаптироваться. И, конечно, очень важно, кто находится рядом с тобой.
— Ваш муж Алексей — тоже известный человек; вы ощутили более пристальное внимание к своему союзу?
— Нет, ведь все зависит от tone of voice, мы не привлекаем к себе специально внимание, не эпатируем. Катафалка на свадьбе у нас не было. (Смеется.)
— То есть принцип «счастье любит тишину» вам близок?
— Наверное, да. Вы верно сформулировали. Хотя я никого не осуждаю: есть люди экспрессивные, экстравертные, которым хочется делиться эмоциями, рассказать о счастье внутри своего союза. Это их право. Я же предпочитаю все-таки больше говорить о своей творческой деятельности.
— Вы признавались, что определенное воспитание в семье сформировало в вас женщину самостоятельную. Но союз с мужчиной, наверное, предполагает метаморфозы?
— Конечно, потому что ты уже не в монологе. Женщина-одиночка не может положиться ни на кого, кроме себя. А когда появляется мужчина, партнер, есть опция, что можно разделить и ответственность, и обязанности. Материальная история другая: уже не только себе покупаешь бутерброд, грубо говоря, а вы распределяете бюджет. Но в целом мои ценности и интересы не поменялись. Я все так же остаюсь самостоятельным человеком. Важно, что теперь нужно выслушивать мнение другого, близкого тебе человека и искать консенсус.
— Это сложно для вас?
— Очень, потому что я всегда стремилась сделать так, как хочу. У меня горячий темперамент, я привыкла бороться.
— Но, наверное, и муж-подкаблучник вряд ли вам интересен, тогда его надо было искать не там…
— Это правда, я люблю интересных людей. Меня привлекает оформленный талант. Ничего не могу с собой поделать: влюбляюсь в дарование. Мне важно, чтобы человек был амбициозным, хотел развиваться и каждый день менять мир к лучшему. Мне важно, чтобы он был порядочным, и те цели, которые он перед собой ставит, всегда были гуманными и никому не приносили вреда.
— И все эти качества побудили вас сказать Алексею «да».
— Здесь нет такой романтики, к которой вы подводите. Скорее, меня сподвигли оформить брачный союз социальные нормы. О чем мы выше говорили. Мы — двое здоровых, активных, честных, амбициозных людей, крепко стоящих на ногах, которым было суждено встретиться. Это и есть самый большой подарок судьбы. А уж сказала «да», надела или не надела платье, фату, — это все детали, которые смысла чуда не меняют. А чудо в том, что люди встретились. Для меня это интересный опыт. Глубокие отношения с партнером добавляют смысла в жизнь. Я вообще стараюсь быть гедонистом, наслаждаться количеством потрясающих вариаций жизни.
— Как вы интересно определили: «гедонист» не по отношению к материальным вещам, а к духовному опыту.
— Раньше, до этапа взросления, я думала, что жизнь — это борьба. Борьба с собой, обстоятельствами, борьба за свое мнение, за самоопределение. Любовь — это драма, так это всегда было для меня. А сейчас я воспринимаю жизнь не как борьбу, а как попытку получить удовольствие. Я стараюсь себя разряжать, обезоруживать и по-другому строить коммуникацию с миром.
