Актер рассказал о суровой юности, отношениях с женой Лизой и о том, почему назвал сына необычным именем
Говорят: «Найти своих — и успокоиться». Для Дмитрия Чеботарева семья — крепкий тыл. И, как признается актер, возможно, не было бы сейчас и такого успеха в профессии, не встреть он в свое время замечательн ую девушку Лизу.
— Дмитрий, вы младший сын в семье. То есть всеобщий любимчик?
— Просто младший сын в семье. (Смеется.) У нас большая разница в возрасте с братом и сестрой — семнадцать и четырнадцать лет соответственно. Я родился, а через год у брата появился на свет первенец. Так что ему было чем заняться. А сестра гуляла со мной. Все считали, что она молодая мама. (Улыбается.) Не могу сказать, что был любимчиком — мне не с чем сравнивать. Я не знаю, сколько внимания родители уделяли моему брату и сестре — они были уже слишком взрослые, чтобы можно было какую-то параллель провести.
— С родителями у вас было взаимопонимание? Не ощущали разрыва поколений?
— Нет, мы всегда хорошо общались. Они мне доверяли, и лет с тринадцати я был предоставлен сам себе. Родители считали, что я уже достаточно взрослый, чтобы принимать какие-то свои решения. И я им за это благодарен. Я привык, что нужно отвечать за свои поступки и свой выбор.
— Наверно, вы были неконфликтным парнем.
— Нет, я много неприятностей им доставлял. Учился хорошо, а вел себя плохо. В школу их вызывали. Конфликтов в семье не было, но в жизни разное случалось. Были и приводы в милицию даже.
— За что?
— За разное. Я рос в девяностые, важно было уметь за себя постоять.
— Популярный сериал «Слово пацана» напомнил нам о том времени…
— «Слово пацана» я смотрю, и для меня это картинка из детства. Она меня абсолютно не шокирует. Так жила вся страна. И чем меньше город, тем жестче были отношения. Показанное на экране меня не удивляет и не заставляет ностальгировать.
— В вашем родном Хабаровске, наверное, царили суровые нравы.
— Ну да, там было «весело». Приходилось выживать — на улице, в школе. Поэтому все повально занимались спортом, чтобы в случае чего дать обидчикам отпор.
— Вы сначала поступили в военно-морской лицей. Привлекли романтика профессии, образ офицера?
— Нет, у меня просто появились старшие друзья, которые учились в военно-морском лицее. И я поступил за компанию, чтобы окончить вместе со всеми. Там научили и дисциплине, и чувству товарищества, и командной работе, и умению отвечать за свои слова и, как бы это странно ни звучало, умению подчиняться приказам, соблюдать устав. Это была очень хорошая школа жизни. Я благодарен Вселенной, что так сложилась моя судьба. Какие-то важные правила для мальчика, для мужчины тогда были заложены. Чувство чести, достоинства, уважение друг к другу, уважение к себе, к женщине, чувство долга. Это помогло мне структурировать свою жизнь и себя в первую очередь.
— Хотя существует клише в отношении творческих людей, что они как раз таки подчиняться не любят.
— Зря. Потому что есть трудовые обязательства. Любой трудовой договор включает в себя не только права, но и обязанности. Очень часто про это забывают. Я актерскую профессию воспринимаю как работу, не как служение. Нужно хорошо выполнять свое дело, относиться с уважением к зрителю, материалу, команде. Это все трудовые обязательства, даже в творческой профессии.
— А если вы видите, что кто-то ведет себя иначе, ваши партнеры опаздывают на съемки, приходят неподготовленными?
— Могу им высказать — и делаю это. Любое опоздание забирает у других людей их личное время. Мне рассказывали, одна из великих пожилых актрис Вахтанговского театра как-то сказала молодым девочкам, которые опоздали на репетицию (а она уже заранее пришла с выученным текстом, ждала их): «Вы понимаете, что эта репетиция может стать для меня последней?» После этого никто не опаздывал. На тот момент актрисе было девяносто с лишним лет. И она не позволяла себе ни опаздывать, ни приходить неподготовленной и вообще как-то проявлять неуважение к тем, кто ее окружает. Считаю, что об этом стоит помнить не только в почтенном возрасте: каждая репетиция может стать последней, как и каждое слово. И ты сам должен выбирать — какие слова срываются с языка: грубость, оскорбление, мат или это слова уважения и любви.
— А вас на съемочной площадке кто-то уже называет по имени-отчеству?
— Я начал преподавать с двадцати пяти лет. И долго привыкал к тому, что ребята, которые ненамного младше меня, обращались ко мне «Дмитрий Юрьевич». Первое время меня это коробило, и я просил называть меня просто по имени. Но потом старшие преподаватели объяснили, что нужно соблюдать субординацию. А один великий актер и преподаватель, Юрий Михайлович Авшаров, всем говорил «вы», не важно, какого возраста его собеседник. Он считал, так сложнее поссориться. Обращаясь к собеседнику «вы», не скажешь какую-то откровенную, резкую грубость или глупость. И мы на курсе целый год друг друга называли по имени-отчеству. До сих пор помним, как кого зовут: Ирина Анатольевна Горбачева, Юрий Федорович Титов. (Улыбается.) У меня осталась эта привычка — говорить «вы».
— А вообще студенческие годы чем запомнились?
— Да ничего, кроме учебы, и не было. Когда мы поступали, конкурс был триста человек на место. Мы думали: какие же мы счастливчики, нас приняли! Но в первый же день мастер сказал: поступить — это самое легкое. И действительно, приходилось доказывать каждый день, что ты имеешь право находиться в числе этих счастливчиков, которые стали студентами прекрасного театрального института имени Бориса Щукина — одного из лучших в стране. А когда выпустились, начались свои сложности. Работы нет, в кино не снимают — сложно. В театр не попасть — сложно. Денег нет — сложно. Сложно не сдаться и каждый день находить мотивацию, чтобы продолжать заниматься этой профессией, несмотря на неудачи, невостребованность, безденежье. Если бы у меня был единственный мотив заработать деньги или славу, наверное, я бы уже давно сломался. Но, видимо, из-за того, что я пришел в эту профессию ради удовольствия, меня это спасло. Я приходил в театр на репетиции, занимался любимым делом и ждал, что когда-то должен случиться прорыв. Сейчас у меня огромное количество работы, и это прекрасно.
— Правду ли говорят про напористость провинциала и что успеха здесь больше добиваются люди приезжие?
— Я бы не стал объяснять это географическими критериями. Но, конечно, проехав семь тысяч километров из Хабаровска в Москву, я понимал, что сделаю все, чтобы назад не вернуться. Потому что это далеко и дорого. (Смеется.) Я уже потратил свои последние деньги на билет. У человека приезжего есть обостренное желание здесь остаться, потому что он откуда-то уехал, проделал определенный путь. Хотя я видел и москвичей, которые разрывали все просто в пух и прах, — у нас на курсе были такие ребята. И я просто смотрел на них с открытым ртом, какие они прекрасные, талантливые. Но все равно это большая смелость — уехать, потому что вырываешься из привычного круга. Конечно, с одной стороны, это бонус: ты заряжен на то, чтобы удержаться в столице. А с другой, есть и огромное количество минусов: тебе негде жить, ты никого не знаешь, нужно искать заработок, у тебя говор, приходится переучиваться и так далее.
— Уверенность внутренняя в себе была тогда?
— Был какой-то оголтелый авантюризм, потому что я просто махнул рукой на все и сказал: поехали! (Улыбается.) Ну и раз уж приехал, надо делом заниматься. Я не испытывал страха, сомнения — конечно, была уверенность. А как иначе? Приехать и думать: а может, зря я это сделал?..
— Лиза, ваша жена, рассказывала, что в плане раскрытия творческих способностей, познания себя как актрисы ей очень помогла поездка в Америку.
— Она и мне помогла, и этот опыт наложился на ту мощнейшую школу, которую я получил здесь. В первое время обучения Ивана Чаббак, наш преподаватель, говорила: «Я вижу, что ты мастерски обученный актер, знаешь, как управлять зрителем. Но давай покопаемся в психологии, подключим твое нутро, чтобы сделать тебя еще сильнее». Также она очень много полезного рассказала о методике продвижения себя и презентации в индустрии. И после возвращения в 2015 году случился прорыв, с тех пор я обороты не сбавляю.
— В последнее время у вас что ни проект, то успех: «Контейнер», «Юззз», «Вампиры»… А почему вы так много работаете?
— Потому что мне дают столько работать. Я отказываюсь от многих предложений. Стараюсь внимательно выбирать материал и честно делать свою работу. Поэтому, наверное, предложений становится еще больше. (Улыбается.)
— Наверное, ваш темп связан еще и с тем, что какое-то время назад работы не было.
— Я сидел без кино семь лет, но у меня был театр. Мне сразу начали давать большие и главные роли. Я работал всегда очень много. Просто хотелось чего-то нового: почувствовать себя в кадре, понять, что такое кино. И конечно, здесь другие зарплаты, другие возможности. В театре у меня зарплата была семнадцать тысяч рублей в месяц. Что может себе позволить человек на семнадцать тысяч? У него нет ни квартиры, ни семьи.
— Но после поездни в Америку у вас сразу появились и семья, и работа.
— Семья в первую очередь. Мы с Лизой стали мощной командой, всегда друг друга поддерживаем и помогаем. Не предаем ни себя, ни свою профессию. И, видимо, небеса за это нас благословляют.
— То есть этот союз дал и творческую энергию?
— Конечно, потому что вместе с энергией жизни и любви появляются и мотивы для вдохновения. Когда любишь кого-то, кажется, ты всесилен.
— А тот неприкаянный бродяга с длинными волосами, как вы себя когда-то охарактеризовали, живет еще внутри вас?
— Куда же он денется? Просто я внешне поменялся, подстригся, переоделся. (Улыбается.) Неприкаянный бродяга — это внешний образ, а внутри это всегда был читающий, мыслящий, сомневающийся человек, мечтающий о большем. Таким я и остался. Но выгляжу иначе. У меня семья и двое детей — куда уже бродяжничать, нужно думать о том, что у тебя огромная ответственность за этих людей. И нужно с ними быть, делиться эмоциями, воспитывать, объяснять, как этот мир устроен. Сейчас работы много, и я очень скучаю по родным. Каждую минуту хочется домой, к семье — пообниматься, пообщаться.
— А какая была первая эмоция, когда вы узнали, что стали отцом?
— Это самое прекрасное, что произошло в моей жизни. Самые счастливые моменты, когда Лиза ответила «да» на мое предложение стать моей женой, и появление моих детей на свет. Никакие успехи в работе с этим не сравнятся. Мы с женой готовились к тому, чтобы стать родителями. Ходили на курсы для беременных, читали книги, изучали, как общаться с маленьким человеком, как его воспитывать, как с ним разговаривать.
— А почему вы назвали сына Кай?
— Это же мальчик из сказки «Снежная королева», чье сердце отогрела любовь. Это имя было популярно задолго до этой сказки. Среди рыцарей короля Артура был Кай. В «Римских трагедиях» Шекспира Кориолана звали Кай Марций. Оно распространено в мире. Почему-то все начинают вспоминать «Снежную королеву» — и, кстати, часто путаются в материале и спрашивают, почему мы не назвали дочь Гердой. А на самом деле герои сказки Андерсена были не родные, а сводные брат и сестра. Нашу дочь зовут Иванна, и она была единственной девочкой на детской площадке с таким именем, ощущала свою уникальность. Мы подумали, что сыну тоже нужно подобрать особенное имя, перебирали разные варианты и остановились на Кае. Оно острое, сильное, как копье, благородное. Принц Кай — нашему сыну это имя идет. (Улыбается.)
— Угадали, выходит?
— Как говорится, «как вы яхту назовете, так она и поплывет». (Улыбается.) Может, подстраивается, но в том, что он Кай, у нас нет никаких сомнений.
— А где вы были в тот момент, когда ваши дети появились на свет?
— В первый раз, с Ивашей, я помогал принимать роды. А когда родился Кай, я, к сожалению, был на съемках. Но предупредил коллег, что моя жена в роддоме и поэтому я не буду отключать телефон. И вот мне позвонили прямо во время кадра. Достаю сотовый — а там видеовызов, и я вижу своего новорожденного сына! Съемку остановили, а я только и мог повторять одно слово: «Спасибо, спасибо!» Появление ребенка на свет — это великое чудо природы и огромное счастье.
— Можно прочитать кучу книг по психологии, смотреть вебинары, готовиться к тому, что станешь родителем, а реальность окажется другой.
— В этих книгах не написано, какой у вас будет ребенок, как он будет расти, развиваться. Но написано, как строить с ним общение. Родители отвечают за уважение к этому ребенку, заботу о нем, воспитывают в нем понимание личных границ, каких-то общечеловеческих ценностей. Наверное, если бы в свое время у наших родителей была возможность ходить к семейному психологу, было бы меньше драм, трагедий. Но тогда все просто выживали, думали, как семью прокормить. А сейчас благо что есть такая возможность — подготовиться к важным разговорам. С самого рождения мы воспринимаем Ивашу и Каюшу полноценными членами нашей семьи, уважаем их личное пространство. Например, я не могу поцеловать детей без их разрешения.
— А если они говорят «нет»?
— Значит, нет. Значит, не время, не хочется целоваться. Это их право.
— То есть они делают что хотят.
— Если это не вредит им и кому-либо другому, то да. Но мы должны воспитать детей так, чтобы они не хотели того, что может навредить им или окружающим. Наши ребята не устраивают истерик в магазине, не катаются по полу из-за того, что им не купили понравившуюся игрушку. Мы научились разговаривать. Я объясняю, что подобная игрушка у них уже есть или что она стоит дорого, а сейчас нет денег. И они все понимают. Мы в постоянном диалоге: я уважаю их потребности, а они — мои. Мы никогда не говорим: «Положи — разобьешь, не лезь туда — упадешь». Мы предупреждаем: «Ты можешь это разбить, можешь упасть, если ты будешь невнимательным». Это учит нести ответственность за свои решения.
— Не возникало с детьми ситуации, которая бы выбила вас из колеи, поставила в тупик?
— Есть ситуации, к которым ты не можешь подготовиться. Иваша упала, ударилась головой, получила легкое сотрясение мозга. Мы отвезли ее в больницу. Это жизненные истории, не психология. У нее есть вопросы, на которые мы честно стараемся отвечать. Очень много вопросов дочка задает о Боге, хочет покреститься. Мы ждали этого момента, не крестили ее сами. Хотелось, чтобы ее желание было осознанным. Сейчас мы каждый день говорим о Боге, о том, почему так устроен мир, почему есть зло. Да, сложно объяснить, почему есть зло — особенно сейчас. Всегда. С допотопных времен было сложно объяснить, что такое зло.
— Женская миссия — гармонизация, любовь, а мужская?
— Мужчина тоже должен уметь любить. Мужчина должен выражать свои чувства. Самая страшная фраза: «Мужики не плачут». Мальчику нужно с детства объяснять, что он должен иметь силу постоять за себя, защитить свою семью, достоинство и честь. Но при этом в какие- то моменты он может попросить о помощи. Это не зависит от гендера, это нормальные человеческие потребности. И для этого как раз и есть близкие люди.
— Если взять вашу историю отношений с Лизой, изначально она была этаким локомотивом, проявляла инициативу.
— Да, она ощущала большую уверенность в себе. Чтобы признаться в своих чувствах и сказать: «Я тебя люблю», нужно иметь силу. Девушке особенно. Да кому угодно. Чем отличается любовь девушки от любви мужчины? Всем сложно открыться в своих чувствах.
— Что изменилось с ростом вашей популярности?
— Времени стало меньше, семью реже вижу. Сейчас вот на съемках в Кавказских Минеральных Водах, общаемся по видеосвязи. Смотрю по видео, а Кай уже пополз, зуб у него вылез третий, четвертый. С Ивашей я очень много времени проводил, был этакий «папа- мама».
— Но мужчина все же реализуется в работе. Хотя, может, это еще одно клише?
— Бывает, что женщина делает карьеру, а мужчина занимается детьми. Жизнь сейчас нестабильная. Когда мы с Лизой сошлись, зарабатывала только она. У меня была зарплата в семнадцать тысяч — вот такой я был кормилец. Потом уже пошла работа. И сейчас появилась возможность выбирать, отказываться от каких- то проектов, которые мне не нравятся. Я хочу, чтобы работа приносила мне удовольствие, не только деньги. Дай бог, у меня прицел не собьется и вкус не испортится.
— А тот авантюризм, о котором вы говорили вначале, остался?
— «Мы перестали лазить в окна к девушкам». Я перестал, потому что женился. (Смеется.) Но я не успокоился, у меня еще много мыслей, куда двигаться дальше, много амбиций, фантазий — и дух авантюризма во мне живет.
