Звезда «Улицы разбитых фонарей» рассказал WomanHit о
Актер, которого знают больше по ролям подлых полицейских, на самом деле человек прекрасный, тонкий, самоироничный, с отличным чувством юмора. С детства не думал, что пойдет в актеры, мечтал стать капитаном дальнего плавания, но судьба распорядилась иначе. Правда, несмотря на то, что сегодня Юрий Тарасов — актер востребованный, в паузе, когда ему не звонят и не предлагают работу, он всякий раз жалеет, что пошел в артисты.
— Юрий, вспоминаете свою первую роль в картине «Окно в Париж»? И как часто?
— Нет, это было в другой жизни.
— Почему в другой?
— Слишком много лет прошло. Потому что я тогда был маленький, Париж тогда был сказкой. В нашей стране тогда был… Поэтому это как будто не со мной произошло.
— Но мне казалось, что это был такой первый маленький шаг в большой кинематограф?
— Я этого не понимал. Я просто делал то, что у меня получалось и это всех устраивало.
— Потом были в Париже?
— Потом был еще раз шесть, наверное, или семь.
— И как, разница ощущалась?
— Ну, да, как в сказке: чем дальше, тем страшней. Последний раз сказал: все, последний. Просто тогда Париж — это была действительно настоящая сказка: увидеть Париж и умереть. Лето, светофоры, которые моют шампунем в шесть часов утра, ручьи, которые бегут с Монмартра, мусорщики, которые все убирают и наводят чистоту и марафет. Это был, наверное, 92-й год. Париж, Монмартр, собор Парижской богоматери, а у меня день рождения, а я работаю уже. Это была сказка.
— Разница ощущалась четко между Парижем и Ленинградом?
— Да. Петербург того времени — настоящий черный пес Петербург, к тому же еще бездомный, голодный и злой.
— Вы абсолютно правы.
— Те, кто видел Сенную площадь варианта 92-го года, те меня поймут.
— Да, согласен с вами. А вы не мечтали с детства об актерской карьере?
— Нет.
— Тогда о какой профессии думали?
— Поскольку я дитя полка, вернее дитя военно-морской базы, до первого класса я жил в Петропавловске-Камчатском, он же Вилючинск. Потом два года жил в Одессе. Я театр увидел первый раз в третьем классе. Как я мог мечтать о том, чего не знал. У меня телевизор появился, наверное, когда мне было лет шесть. Первый фильм, который я посмотрел, «Офицеры», на маленьком черно-белом телевизоре. Мультиков у меня не было, у меня были пластинки, а потом сразу «Офицеры».
— То есть, хотели военным быть?
— Ну какое-то время — да. Потом всю мою жизнь занимал спорт, я занимался хоккеем, гандболом, футболом. Было много спорта, а о профессии как-то не думал. Тем более, у меня такой был разлет: с одной стороны, я хорошо рисовал, с другой — хорошо играл в футбол. И как-то так далеко мой горизонт планирования тогда не заходил. Оно получилось само. Да если честно, после окончания школы я не сразу пошел в артисты.
— А когда произошел переломный киномомент?
— Когда я понял, что пора уходить с русской филологии и культуры.
— Почему?
— Я поступил в Педагогический институт, думал, что стану образованным, умным и нужно почитать хорошие книжки, а потом понял, что никто не может заставить тебя читать умные книжки, только ты сам. И когда я понял, что русский язык и литература, по крайней мере русский язык — это не гуманитарный предмет, а скорее математика высшая, я понял, что пора уходить. Так что учителя русского языка из меня не получилось.
— То, что ушли в артисты, не жалели ни разу?
— Каждый день.
— Да ладно!
— Каждый день, когда мне не звонят и не предлагают работу, я жалею о том, что я артист. Когда меня спрашивают: «Хорошо быть артистом?», я говорю: «Востребованным, успешным — очень. А просто артистом — ну так себе».
— Как получается вашим антигероям передавать ваш юмор, энергию и отрицательное обаяние?
— Мне кажется, что юмор — это вообще такое дело, он либо есть, либо его нет. Если его нет, хоть это положительная роль, хоть отрицательная, хоть комедия — будет не смешно. Мне кажется, юмор — это важная часть нашей жизни, важная составляющая профессии, которой я занимаюсь. Я, если честно, не работаю, для меня хороший проект — это повод пошалить. Пошалить самому, пошалить с режиссером, пошалить с материалом. Скажем так, юмор — это удобрение для любого проекта. Поэтому находить его в материале это, наверное, умение видеть. Если обладаешь чувством юмора, ты найдешь место для юмора даже в драме.
— С какими режиссерами, партнерами шалить нравится больше?
— С теми, у кого с твоей творчески одна группа крови.
— Скажите, сейчас режиссеров хороших стало меньше или в общем-то не меняется ничего?
— Я не думаю, что их стало меньше, просто, видимо, меняется поколение и приходят новые молодые режиссеры, и не со всеми из них я знаком. Я не так сильно занят, чтобы знать большое количество режиссеров. Тем более молодые, модные, талантливые — на платформах, а я на платформах работаю в данный момент мало. А если вернуться к предыдущему вопросу, то у меня очень сложная фактура, поэтому большинство моих основных первых ролей — это были друзья главного героя. Главную мне не дают, а вот друг главного героя — веселый или борзый, или наглый, или ушлый — это обязательно я.
— Откуда это выражение появилось — друг главного героя и обязательно отрицательный?
— Нет, не обязательно отрицательный. Отрицательный это вообще отдельная стезя. Друг главного героя — это когда открываешь сценарий, а там написано «Игорь — друг главного героя», роли и их исполнители. А с отрицательными ролями получилось очень интересно. Я за это благодарен Андрею Игоревичу Малюкову, который когда-то на заре возрождения нашего кинематографа, как киношного, так и телевизионного позвал меня и предложил мне отрицательную роль. Причем я шел к Снежкину на одну серию «Империя под ударом», а прочитал сцену на пробы, сказал, что ничего не понимаю, открыл первую страницу «Сна» и там было написано «Вася, четырнадцать лет». Я сказал: «Спасибо большое, я в институте четыре года пытаюсь избавиться от того, чтобы играть детей». Мне сказали: «Ну это Снежкин». — «Я понимаю». — «Ну вы подумайте». Я подумал и вечером мне позвонили от Малюкова на другую серию, той же самой «Империя под ударом» на главную отрицательную. Что уж Андрей Игоревич во мне увидел? Поскольку он, наверное, мой крестный в кино, а их было три: Юрий Борисович Мамин, Дмитрий Иосифович Светозаров и наверное, Андрей Игоревич Малюков. Он меня позвал в главную отрицательную в «Империю под ударом», а спустя много лет предложил мне роль в «Побеге», также отрицательную, и потом в «Мосгазе», в принципе, тоже отрицательную. Видимо, он увидел в моей природе что-то такое, чего даже я в себе тогда не наблюдал.
— А что считаете вам удается лучше — роли в кино или в театре?
— Это разные направления. Роли в театре всегда даются лучше, потому что у тебя есть время. Время что-то исправить, время развиваться. В смысле профессии, наверное, моим девизом является фраза Андрея Миронова, которая звучит так: «Институтом обучение не заканчивается». И в театре есть такая возможность — в зажиме, в зашоре, в мыле выпустить премьеру, три раза отыграть ее, не помня, как играл, к десятому спектаклю понять, что ты хочешь, разобраться в рисунке роли, и к двадцатому увеличить хотя бы раза в два или три качество того, что делал. В кино это только здесь и сейчас. Все сильно зависит от обстоятельств, партнера, режиссера, погоды.
— Репетиций в кино разве нет?
— Ну, репетиции в кино — это отдельный жанр. Я редко сталкиваюсь с тем, чтоб мы хорошо репетировали в кино и репетировали роли.
— Ваша кинокарьера началась с ролей милиционеров, «Улица разбитых фонарей», «Убойная сила». Сегодня как вспоминается то время?
— Как прекрасное.
— Наверное, и полицейским могли бы работать?
— Нет, это очень большая разница. Потому что в кино у нас оперов шесть, а дело одно, а в жизни ровно наоборот: один человек, перед ним стол, на нем папка из шести дел. В этом разница. И потом, я по большому счету не начинал с милиционеров, у меня уже было достаточно разных ролей до оперов. Опера — это была такая награда постоянной работы. Наша работа заключается на девяносто процентов из того времени, что ты сидишь и смотришь на телефон.
— Ждешь?
— Да, что он вот-вот позвонит. А он, собака, не звонит. И это была такая постоянная работа на три года, интересная, прекрасная, как тогда казалось, многообещающая, которая много тебе чего даст.
— И что, дала?
— Ну, сложно сказать. Наверное, не мне судить. Со стороны смотришь, кажется, да, конечно, дала. А так думаешь: маловато будет.
— Деньги посыпались сразу?
— Какие деньги? Это же начало российского кинематографа, это были такие деньги, сто долларов в конверте после обеда. Ну да, хорошие деньги. Но на них не покупают машины, квартиры. Просто не думать о том, что завтра буду есть или — прекрасно, завтра смена, всем наливайте, я плачу.
— Кстати, выпиваете?
— Сейчас нет. Стало неинтересно.
— Почему?
— Ну как-то стало неинтересно. Я давно знаком с алкоголем, и в принципе мы друг друга понимаем, но он стал плохим союзником. Как говорится, хорошим растворителем. Алкоголь может растворить все: карьеру, семью, жизнь, мозг. Поэтому захотелось снова, чтобы он приносил удовольствие и по какому-то хорошему поводу. А просто так неохота.
— Вы сказали, что находитесь на Красной поляне. Катаетесь на лыжах или на санках?
— На лыжах я накатался в детстве, сейчас я скорее убегаю от снега. Поэтому в Сочи.
— Как сказалось то, что вас стали узнавать на улицах?
— У меня как-то не было конкретного момента или проекта, после которого это началось. Еще благодаря тому, что я то с волосами, то без волос, то с усами, то с бородой, то без бороды, меня обычно узнают так: «О, парень, ты не из Саратова?» — «Нет».
— Смешно.
— Самая смешная история была в Турции, когда ко мне подошел человек и сказал: «Я тебя знаю». — «Ну да, возможно». — «Это не ты меня сажал?» А он весь забитый наколками, я понял, что сейчас начнутся проблемы. Хорошо, что его друзья были более трезвыми и смогли ему объяснить, что он обознался. Вообще, когда артисты говорят, что я не за этим пришел в кино или театр, в смысле узнаваемости, то это неправда. Это такая же часть профессии, и нужно достойно ее выполнять. Потому что если не будет зрителя, то и нас не будет, мы будем никому не нужны.
— Почему вас убрали после нескольких серий из сериала «Братва»?
— Это неправда.
— Неправда?
— Мы прекрасно сняли сериал «Братва», просто его из эфира убрали после первых четырех серий. Потому что его поставили в очень странное время, его показывали в воскресенье по две серии. И видимо, кто-то из милицейского начальства увидел это и сказал: «Что происходит?!» У вас депутаты дураки, милиционеры дураки, и лишь братва молодцы. Убрать к чертям собачьим. Ну, видимо, у него не было чувства юмора, потому что он не понял, что это комедия.
— У вас много милицейских сериалов. Не надоело играть полицейских?
— Это большой вопрос. Первое — в Великую Отечественную войну погибло 20 миллионов солдат. Это не значит, что они все были одинаковые. Во-вторых, когда начинался сериал «Мент в законе», я спрашивал у главного героя: «Говорят, нас убьют», он говорит: «Да вас всех убьют». — «А почему?» — «Сказали, что слишком много у нас сейчас сериалов про милицию с юмором». — «Они хотят сериал не про милиционеров, а просто про милицию?» — «Да». — «Ну тогда нам не по пути». И правда. Потому что я же играю человека и персонажа, а то, что он милиционер — это лишь одна из составляющих личности. Мне не скучно. Мне вообще не скучно ни играть, ни жить.
— Это прекрасно. В таком случае какими ролями гордитесь?
— Не сыгранными.
— Например?
— Теми, которые будут впереди или теми, которых я очень хотел, но меня не утвердили, но я-то знаю, что сделал бы это лучше.
— А было такое?
— Ну, да. К сожалению, кастинг, пробы — это часть профессии. Но я ее не люблю. Потому что судить о работе можно только тогда, когда она сделана. А на уровне фотографии или как сейчас любят, самопроб говорить о том, что ты в финале сыграешь, невозможно.
— Возможно, вы правы.
— И получается, что на пробах мы все время показываем недоделанную работу. А мы знаем, что некоторым людям нельзя показывать недоделанную работу.
— Да, некоторым половину нельзя показывать. Вы легко сходитесь с коллегами по съемочной площадке?
— Ну, поскольку я считаю себя профессионалом, легко. Это же часть профессии, часть, грубо говоря, результата. Но дружу из профессии с очень небольшим количеством людей.
— А дружить можно актеру с актером?
— Можно. Но нужно очень… ой, это сложно. Это очень сложный вопрос, потому что профессия накладывает отпечаток, а я люблю дружить с мужиками. А профессия, наоборот, этому качеству мешает развиваться.
— Вы все-таки считаете, что это не мужская профессия?
— Нет, это мужская профессия. Но как говорили, актриса — это вдвойне женщина, а мужчина-актер — это наполовину мужчина.
— Смешно. Что-то раздражает в коллегах?
— В коллегах или в жизни? Если в жизни, то раздражает хамство. Я не понимаю, как себя вести. И в этом смысле это мой страшный сон: проснуться через двое суток и подумать «вот что надо было сказать». А если в профессии, то раздражает, конечно же, непрофессионализм. А он бывает разным. То есть раздражает непрофессиональное отношение к тому, что мы делаем. Когда тебя говорят: «Ой, да ладно, сейчас рукав откатаем, это, правда, секондхэнд, но и так сойдет». Или когда молодые актрисы или актеры приезжают на площадку и им кажется, что если они на площадку привезли свое лицо, загримировались, то уже работа выполнена. Их потом их не поймать нигде, чтобы побросаться текстом, порепетировать. Наверное, вот это раздражает.
— Исторические фильмы нравятся, такие, как «Золотая Орда», в котором вы снимались? Вы как-то обмолвились у Татьяны Устиновой, что не любите играть исторических персонажей.
— Нет, я говорил о том, что я не люблю играть реальных персонажей. Меня можно было бы поставить в тупик и испортить мне на пару месяцев настроение двумя вещами. Первая — посадить меня в офис, я через две недели сойду с ума и покончу с собой. Вторая — сказать, что завтра ты играешь Гагарина. Я знаю, что был когда-то в кастинге на проекте «Гагарин», поэтому привожу такой пример. Я очень плохой имитатор. Есть артисты хорошие имитаторы, а я имитатор плохой. Для меня очень сложно, грубо говоря, снимать походку, прочитать все дневники человека, все письма, искать его манеру речи. Я тогда буду заниматься только этим. Поэтому реальных персонажей я избегаю играть. А исторические проекты очень люблю, поскольку я отношусь к этому как к «пошалить» — что может быть лучше, как еще и пошалить во времени? Это всегда очень интересно, но это очень затратные процессы. И чтобы это было качественно сделано, нужны большие деньги.
— Почему не обсуждаете свою личную жизнь, но все же поделились свадебным фото в соцсетях?
— Я в соцсетях не делился, может быть, пару раз какими-то семейными датами. Я поделился в интервью журналу «Караван», у них была большая статья, я решил, что, наверное, надо сделать это один раз. А так не люблю, потому что считаю, что личная жизнь потому и называется личной. Наверное, я в этом смысле не эксгибиционист. Точно так же, как есть люди-звезды и их звездная жизнь может быть кому-то интересной, если они рады этим делиться, тем самым зарабатывая себе популярность, какие-то деньги, или еще что-то. Ну прекрасно. Но для меня профессия это профессия, а жизнь — это жизнь. И я не звезда, я просто работающий артист. Поэтому мне кажется, что жизнь должна оставаться личной. Я сохраняю режим тишины, ибо счастье любит тишину.
— Красиво. А вообще «звездянки» не было у вас никогда?
— Никогда не было. Потому что я очень, наверное, и слишком критично отношусь к себе, к тому, что я делаю, чтобы назвать это чем-то великим или вечным. Я вообще не люблю, когда в нашей профессии люди пытаются пользоваться категориями «Искусство» с большой буквы И, «Актер» с большой буквы А, «Кино» с большой буквы К, «Режиссер» с большой буквы Р. Давайте немножко иметь самоиронию и относиться к себе хотя бы чуть-чуть критично.
— Что у вас со спортом сегодня?
— Поскольку спорт это большая составляющая моей жизни, я как начал заниматься, так решил не бросать. Но опять же, что мы имеем в виду? Я к профессиональному спорту отношусь отрицательно. Потому что это губит здоровье. А к спорту в виде физической нагрузки — прекрасно. Я, во-первых, очень люблю любую физическую активность, а во-вторых, мне кажется, что это прекрасный способ бороться с алкоголем и ленью. Поэтому он присутствует всегда и уж турник с брусьями я могу найти в нашей стране где угодно.
— А вы действительно сейчас акробатикой занимаетесь?
— Акробатикой я занимался в виде некоторого факультатива, потому что был в институте и мне тогда казалось, что я все могу. Сейчас скорее нет, просто физической нагрузкой; силовые, кардио — зависит от настроения. Я очень хорошо знаю свой организм, всегда прислушиваюсь к нему и знаю, чего он хочет. Поэтому я его нагружаю, но не мучаю.
